Интервью заслуженного артиста России Александра Антоненко газете «Нижегородский рабочий» от 22.03.2011 г.

Александр АНТОНЕНКО: «Гадкий утенок — моя переломная роль»

Актер и режиссер-постановщик Нижегородского государственного академического театра кукол о своей загадочной, тайной и нелегкой работе.

Накануне во всем мире отмечался День кукольника. Этот праздник очень молодой, появился всего восемь лет назад, несмотря на то, что история кукольного театра исчисляется тысячелетиями. Если окунуться в древность, то мы увидим, что он в первую очередь имел ритуальное значение и только потом — развлекательное и эстетическое. Несмотря на то, что в современной России кукольный театр ассоциируется, прежде всего, с развлечением для маленьких детей, постановки могут быть очень разнообразными и предназначаться взрослым. Да и вообще на самом деле куклы — это очень серьезное искусство. О нелегкой работе кукловода нам рассказал заслуженный артист России, режиссер-постановщик и актер Нижегородского государственного академического театра кукол Александр Антоненко.

ТАНЦЫ РАЗУЧИВАЛ В ТУАЛЕТЕ

— Александр Анатольевич, любопытно узнать, что же привело вас в кукольный театр?

— Получилось все абсолютно случайно. Но в большей степени обязан я этим своей первой учительнице и пионервожатым, которые всегда вовлекают детей в самодеятельность. Однажды я исполнил песню «Орленок», с нее все и началось. Затем в школьном спектакле поучаствовал, в основном пел. Когда пришла пора выбирать профессию, собрались мы с друзьями, сидим, играем на гитаре, и вдруг один говорит: «У меня есть справочник для абитуриентов. Давай, Саш, посмотрим, что в Горьком есть». Я тогда жил в Липецкой области, а поступать собирался здесь — у меня в городе Горьком жили родственники. Листаем справочник, и на глаза вдруг попалось театральное училище, а я и говорю: «Давай в театральное пробовать!» Вообще я собирался поначалу поступать в сельхоз, но у меня не очень хорошо обстояли дела с химией, не на твердую пятерку, поэтому побоялся. Когда приехал в Горький, оказалось, что на драматическое отделение в этот год не набирают студентов, и заведующая посоветовала попробовать на кукольное, а я вообще не знал, что это такое. Но решил не сдаваться, хотя и о вступительных экзаменах услышал впервые: литература, русский язык плюс басня, рассказ, стихотворение, музыкальная грамота… и танцы! Стоит сказать, что до тех пор я вообще ни разу не плясал. Но первый тур прошел, а дальше уже было легко. Из своей десятки в итоге я поступил один.

— Как же это вам удалось без подготовки?

— До экзаменов оставалось три дня. Стихотворение Маяковского уже было готово, песня была, басню выучил. Но я помню, что испугался, когда увидел куклу в первый раз. И после первой фразы, которую я прочитал куклой, мне сказали: «Все, достаточно». Я еще тогда подумал, что все, хана. А танцевать меня научил один парень, который со мной вместе поступал: мы пошли в туалет, и там он начал бить чечетку. В итоге получилось, что я прошел, а этот мой приятель отсеялся — перебор у него был в танце шейк. Правда, потом он все-таки поступил и окончил драматическое отделение.

КУКОЛЬНЫЙ ТЕАТР — ЭТО НЕ ИГРУШКИ

— Какое амплуа вам больше по душе?

— Дело в том, что у кукольников могут быть самые различные роли. А у драматических актеров, как правило, одно амплуа: играют они характерные роли и продолжают играть всю жизнь — героями им уже не стать даже по каким-то природным данным. Мне повезло: мастер по кукле все время тянул из меня юмор — видимо, из-за моей смешной внешности. А педагог по живому плану, наоборот, делал из меня героя. В итоге в театре я играю все: от цыпленка до героя, переиграл всех — от Емели и Ивана до волков и медведей. В принципе, мне играть уже некого. Наверное, это и послужило причиной тому, что уже в зрелом возрасте, когда мне было около 40 лет, я снова поступил в институт.

— То есть решили кардинально изменить профессию?

— Нет. Дело в том, что в конце 90-х я пошел преподавать в театральное училище. И как-то среди нас, мастеров, зашел разговор о том, что в Ярославле набирают режиссуру и надо бы повышать квалификацию. Ну, поговорили и забыли. А у меня хобби жуткое — сады и огороды: выращиваю, прививаю… Возвращаюсь как-то летом в город с рюкзаком, страшный и небритый, и мне звонят на мобильный: «Саш, собирайся». Девчонки схитрили: зная, что я не люблю все эти тусовки, купили билет до Ярославля с отправлением вечером. Прибегаю домой, меняю рюкзак на дипломат, набиваю его книгами... Учиться было морально тяжело, ведь я самый старый был на курсе, но все получилось успешно. Но, несмотря на то что режиссерское образование получил, все равно основная моя нагрузка сейчас в театре актерская, потому что за долгие годы работы я набрал очень много ролей.

— Самую первую роль свою помните?

— Это было, когда я еще учился в училище. Роль — Иван-царевич из «Царевны-лягушки». А вообще сначала я приходил швейкой: вешал декорации. Это была очень ответственная задача, так как во время спектакля надо было менять полотна размером три на три метра. Конечно, работу и учебу совмещать было трудно. Однажды приходит наш педагог Александр Иванович на занятие, смотрит в журнал, а потом на меня и заявляет: «А ты что тут делаешь? На выезде же театр! Ты там играть должен!» Слава богу, недалеко было, успел прибежать.

— А какой персонаж вам полюбился больше всех прочих?

— Переломная роль для меня — это Гадкий утенок. Одна из самых сложных, которая мне далась таким потом и кровью! Всего таких ролей у меня было две. Вторая — Емеля. Это оказались психологически довольно тонкие образы. А так как по верхам работать и изображать я не могу, то и дается подобная работа тяжело. Стараюсь работать по школе русского психологического театра настолько, насколько это возможно в театре кукол. Но так работать очень вредно для здоровья, нагрузка большая. Кстати, артисты театра кукол могут уходить на пенсию по истечении 25-летнего стажа работы в театре, по вредности, как врачи и педагоги.

ТРОСТЬ ХОТЬ И ВРЕДНАЯ, НО СКАЗОЧНАЯ

— С чем же эта вредность связана?

— Дело вот в чем: сейчас многие театры переходят на работу с планшетными куклами — довольно удобная позиция. Стоишь, кукла перед тобой. А мы работаем с тростевыми, когда актер спрятан за ширмой, а куклу держит на трости в вытянутой руке — спина согнута, голова запрокинута. Остеохондроз при этом обеспечен уже через пару лет. Первоначально студенты вообще стоят так, словно проглотили лом и подхватили стокилограммовую гирю.
Но основная кукла в нашем театре — это тростевая. Я полностью согласен и поддерживаю это, потому что, когда выходят актеры и держат кукол перед собой, дети видят: дяди и тети играю в куколки. А когда актер спрятан за ширмой и дети его не видят, выходит кукла и начинает говорить — она живая. Возникает ощущение сказки, которое обязательно должно присутствовать в театре кукол. Психологи и педагоги знают, что маленький человечек обязательно должен пройти период игры в куклы и веры в сказку. Если старшие с ним не поиграли, ребенок сразу из ползунков идет к компьютеру. Это огромный пробел в развитии и воспитании. Поэтому у нас сухие и черствые дети вырастают. По-моему, так и все человечество может превратиться в роботов.

— Александр Анатольевич, расскажите, как вы налаживаете отношения с куклами?

— Абсолютно по-разному, ведь каждая из них — индивидуальность. Есть куклы-дубли: механизм тот же, просто костюмчик меняют. Берешь ее в руки, а она совершенно другая: надо руку повернуть, а она упирается — значит, нужен другой подход, иные усилия приходится прикладывать. Знаете, у актеров очень мощная энергетика, и после того как кукла побывала в чужих руках, она меняется. Я это чувствую, стоит только прикоснуться.

— Большая часть вашей публики — это дети. Нет ли такого среди кукольников, что где-то можно схалтурить, — все равно многого не поймут?

— Наоборот, дети — более требовательная публика, их не проведешь. Они очень тонко чувствуют, где действие проседает и тормозится, где недостаточно ярко построено какое-то взаимодействие.

— Ребенок должен понимать, что перед ним на сцене игрушка?

— Это то же самое, что и с верой в Деда Мороза, — понимание приходит постепенно. Мы, актеры, никогда не выходим на поклон, если это не премьера, там зрители чаще всего — публика театральная. В обычные дни все остается за ширмой — загадкой, сказкой… А кукла уходит спать.

ПОКОПАТЬСЯ В ГРЯДКАХ И ВЕРНУТЬСЯ К РАБОТЕ

— Наверняка за годы вашей работы случалось немало курьезов...

— Бывало, что рука отваливалась, правда, не у меня. Ее кукле поддерживали всей группой. Вообще, у нас искусство такое, что работаем мы коллективно: нужно реквизит подать, в руку вставить платочек или меч, допустим. Поэтому у каждого актера во время спектакля есть несколько помощников. Однажды на выезде девушка, когда помогала, шагнула назад и угодила прямо в ящик с реквизитом — пространство в домах культуры обычно ограничено. Пятая точка аккурат в ящике, голова и ноги торчат «галочкой» — вытаскивали ее несколько ребят.

— Случалось ли, что вам приходилось жалеть о выборе профессии?

— Жалел, конечно, и не раз! Но деваться уже некуда. Много нервотрепки в нашем деле. Порой думаю, зачем я этим занялся, шел бы в сельхоз, жил бы на природе... Но профессию свою я полюбил с первых минут. Природа меня всегда спасает: покопаюсь на грядках, послушаю пение птиц — очищаюсь, и обратно к своим куклам. Без них я уже не представляю своей жизни.

Екатерина ПОДВИГИНА.
Фото Татьяны БЫКОВОЙ